Бобруйская крепость
в годы ВОВ
Оккупанты в Бобруйске
Из воспоминаний жителя города Минска Басова А.Н.:
«…Осенью 1940 г. моего отца, Басова Никодима Прокофьевича, призвали в ряды РККА, а в 1941 г. направили в военное училище. Так он очутился в мае 1941 года в Бобруйской крепости, где располагалось Бобруйское военное авто-тракторное училище.
30 июня 1941 г. курсантов училища подняли по тревоге и, выдав по винтовке и по горсти патронов, вывели к мосту около крепости. Луг, где их расположили, простреливался с противоположного берега, патронов было явно мало, офицеры (увы, это правда) покинули их и исчезли «в неизвестном направлении». На противоположном берегу, у крепости скопилось огромное количество техники, в основном машин, которые из-за паники не могли проехать через мост. Двое курсантов, взяв лодку, переправились через реку и привезли, сняв с одной из машин два ящика патронов, что немного согрело души курсантов-мальчишек. В середине дня где-то справа они услышали залпы артиллерии, а вскоре у моста появились немецкие танки. Никакого сопротивления им в районе крепости не было. Не было и попытки взорвать мост. Танки, растолкав скопившиеся у моста машины, двинулись по мосту. Понимая, что имея только винтовки, без гранат, артиллерии, бутылок с зажигательной смесью и без командиров курсанты ничего танкам сделать не смогут, а только впустую погибнут, да и, растерявшись, они бросились бежать вдоль обочины дороги на Рогачев. В это время немецкие танки двигались по середине шоссе, не обращая на курсантов никакого внимания и изредка стреляя куда-то вперед. Пробежав так метров 500, курсанты училища, наконец, сообразили, что надо свернуть в лес. Вот такая грустная история обороны моста возле крепости, да и самой крепости.
Все, что я написал пусть небольшой, но правдивый (хоть и не героический) штрих из истории Бобруйской крепости».
«…Осенью 1940 г. моего отца, Басова Никодима Прокофьевича, призвали в ряды РККА, а в 1941 г. направили в военное училище. Так он очутился в мае 1941 года в Бобруйской крепости, где располагалось Бобруйское военное авто-тракторное училище.
30 июня 1941 г. курсантов училища подняли по тревоге и, выдав по винтовке и по горсти патронов, вывели к мосту около крепости. Луг, где их расположили, простреливался с противоположного берега, патронов было явно мало, офицеры (увы, это правда) покинули их и исчезли «в неизвестном направлении». На противоположном берегу, у крепости скопилось огромное количество техники, в основном машин, которые из-за паники не могли проехать через мост. Двое курсантов, взяв лодку, переправились через реку и привезли, сняв с одной из машин два ящика патронов, что немного согрело души курсантов-мальчишек. В середине дня где-то справа они услышали залпы артиллерии, а вскоре у моста появились немецкие танки. Никакого сопротивления им в районе крепости не было. Не было и попытки взорвать мост. Танки, растолкав скопившиеся у моста машины, двинулись по мосту. Понимая, что имея только винтовки, без гранат, артиллерии, бутылок с зажигательной смесью и без командиров курсанты ничего танкам сделать не смогут, а только впустую погибнут, да и, растерявшись, они бросились бежать вдоль обочины дороги на Рогачев. В это время немецкие танки двигались по середине шоссе, не обращая на курсантов никакого внимания и изредка стреляя куда-то вперед. Пробежав так метров 500, курсанты училища, наконец, сообразили, что надо свернуть в лес. Вот такая грустная история обороны моста возле крепости, да и самой крепости.
Все, что я написал пусть небольшой, но правдивый (хоть и не героический) штрих из истории Бобруйской крепости».
Бобруйск. Запись добровольцев на фронт.
1941 год
Следует заметить, что в первые же дни войны всеобщая мобилизация войск Красной Армии происходила на территории Бобруйской крепости. А спустя несколько дней здесь горели казармы. Какой-то патриот-одиночка пытался из крепостного сооружения – горжевого редюита – стрелять по немецким танкам, но надолго его не хватило. Один из героев книги Виталия Головача «Васёк – матросская душа» говорил: «…ежели бы наши заняли оборону в крепости, – ни в какую не взяли бы ее немцы, перец им в душу! Такая крепость! Наполеон не взял!». А ведь, действительно, Бобруйская крепость могла быть не менее героической, чем Брестская. Но у истории нет сослагательного наклонения.
Пройдет совсем немного времени и на территории крепости и города фашисты устроят лагеря смерти. Один из них находился рядом с бывшей церковью (Белой церковью, как ее тогда называли) в крепостных казармах, расположенных вдоль улицы Урицкого и тянущихся к реке Березине. Вот один из эпизодов, запечатленный автором вышеупомянутой книги об этом лагере: «тысячи людей копошились в лагере, их голоса сливались в сплошной шум, напоминавший гул прибоя. Там что-то происходило. Пленные сбились в отдельные группы на одной стороне зоны. В разных местах кучками лежали котелки, консервные банки, алюминиевые миски – личная посуда пленных. По лагерю расхаживали в плащ-накидках гитлеровцы и несколько человек в военной форме советских командиров. Вот в зону въехали пять походных кухонь. Машины ушли, а повара в белых передниках застыли у дымившихся котлов. Вскоре к лагерю подъехал чёрный «опель». Из машины вышли три немецких офицера и стройный парень в немецкой пилотке и кителе, в брюках навыпуск. В зоне все задвигались, зашевелились. Раздалась команда. Шум стих. Пленные оказались прижатыми к забору.
– Ахтунг! Ахтунг! Внимание! Внимание! – переводил переводчик, – Войска Великой Германии подошли вплотную к Москве. Через несколько дней столица России будет покорена…Великая Германия не только дарит вам жизнь, но и свободу действий. Изъявившие желание перейти на сторону непобедимой армии станут равноправными солдатами империи третьего рейха. Переходите на сторону германской армии, и вы будете обеспечены. Кончится ваш голод и холод. Вас оденут и обуют, накормят и уложат спать в мягкие постели.
– Каша кушайт, бите шойн! – заорал немецкий офицер, сделав приглашающий жест в сторону полевых кухонь. Но ни один пленный не двинулся с места. Толпа словно окаменела. Настала напряженная тишина. К толпе пленных подошел человек в форме командира Красной Армии:
– Братцы! Подумайте и согласитесь! Я вот перешел на сторону германцев и не жалею – истерично закричал он.
Прижатые к забору пленные стали напирать на первые ряды и вскоре толпа заполнила площадь, потеснив редкую цепь немецких охранников. Застрочили автоматы, на вышках заработали пулеметы, послышались крики, стоны, и пленные опять отхлынули к забору, оставив в центре лагеря трупы своих товарищей…».
– Ахтунг! Ахтунг! Внимание! Внимание! – переводил переводчик, – Войска Великой Германии подошли вплотную к Москве. Через несколько дней столица России будет покорена…Великая Германия не только дарит вам жизнь, но и свободу действий. Изъявившие желание перейти на сторону непобедимой армии станут равноправными солдатами империи третьего рейха. Переходите на сторону германской армии, и вы будете обеспечены. Кончится ваш голод и холод. Вас оденут и обуют, накормят и уложат спать в мягкие постели.
– Каша кушайт, бите шойн! – заорал немецкий офицер, сделав приглашающий жест в сторону полевых кухонь. Но ни один пленный не двинулся с места. Толпа словно окаменела. Настала напряженная тишина. К толпе пленных подошел человек в форме командира Красной Армии:
– Братцы! Подумайте и согласитесь! Я вот перешел на сторону германцев и не жалею – истерично закричал он.
Прижатые к забору пленные стали напирать на первые ряды и вскоре толпа заполнила площадь, потеснив редкую цепь немецких охранников. Застрочили автоматы, на вышках заработали пулеметы, послышались крики, стоны, и пленные опять отхлынули к забору, оставив в центре лагеря трупы своих товарищей…».
В период фашистской оккупации 1941-1944 гг. Бобруйск, как и вся Могилёвская область, постоянно находился на территории тылового района немецкой группы армии «Центр», которая и осуществляла здесь военный оккупационный режим. Как же относились фашисты к советским воинам, попавшим в плен?
Как свидетельствуют документы военного архива Германии, на территории Могилёвской области лагеря советских военнопленных появились в августе 1941 года. Уже осенью 1941 года было организовано четыре лагеря смерти: три из них – в Бобруйске и один в Могилеве.
Вначале в Могилёве действовал солдатский пересыльный лагерь (дулаг №185), а в декабре вместо него стал функционировать государственный лагерь военнопленных (шталаг №341).
Один офицерский №XXIА и два солдатских пересыльных лагеря (дулаги №№131, 314) в августе-сентябре 1941 года были созданы немецкими оккупантами в Бобруйске.
Как свидетельствуют документы военного архива Германии, на территории Могилёвской области лагеря советских военнопленных появились в августе 1941 года. Уже осенью 1941 года было организовано четыре лагеря смерти: три из них – в Бобруйске и один в Могилеве.
Вначале в Могилёве действовал солдатский пересыльный лагерь (дулаг №185), а в декабре вместо него стал функционировать государственный лагерь военнопленных (шталаг №341).
Один офицерский №XXIА и два солдатских пересыльных лагеря (дулаги №№131, 314) в августе-сентябре 1941 года были созданы немецкими оккупантами в Бобруйске.
На улице Бобруйска, 1941-1944 гг.
Лагерь №314, по свидетельству немецких архивных документов, был организован на территории крепости. Его комендантом был майор Мелев, о котором даже в немецких донесениях говорилось, что «он не сочувствует военнопленным». По этой характеристике можно судить о поведении майора, причем, у других офицеров лагеря такой характеристики не было.
С первых дней оккупации Бобруйска в городе был установлен режим террора. По городу распространялись листовки: «Великая Германия даёт русскому и белорусскому населению, независимо от пола, в возрасте от 17 до 40 лет, работу и хлеб. За труд в Германии предоставляется: продовольствие, квартира и заработная плата в достаточном размере. Кроме того, за особенно хорошее исполнение работы предусмотрена надбавка в виде табака, напитков и т.д. Остающиеся на их родине семьи будут обеспечиваться по их заявлению и под немецким надзором городских (волостных) управлений.
Желающие! Немедленно явитесь для приёма на работу в Германию…
Надзиратель службы порядка г. Бобруйска генерал-лейтенант Вейгант
15 января 1942 года».
Населению предлагалось добровольно выехать для работ в Германию, а кто не желал выезжать, тот был обязан трудиться на местах. Трудовой повинности по закону Германского правительства подлежали все граждане обоего пола от 14 до 65 лет. Людей заставляли работать по 10-16 часов в сутки (в зависимости от времени года), за малейшее ослушание сажали в специально устроенные на предприятиях камеры, где морили голодом и били палками.
Проводимая фашистами мобилизация населения на работы повлекла за собой уход части населения в партизаны. Начальник стройотдела Новицкий докладывал городскому управлению Бобруйска в июле 1942 года о том, что число рабочих и служащих в стройотделе на 27 июля сего года составляло 194 человека, из которых детей до 14 лет – 190 человек. Что могли построить голодные и обессиленные дети?
Люди боялись выходить на улицу, прятались в потайных погребах, чтобы их не схватили и не поместили в так называемые трудовые лагеря.
Из загнанного в лагеря населения немцы формировали «Арбайт-командос», т.е. рабочие команды, которые под конвоем гоняли рыть траншеи, окопы, делать блиндажи, рыть похоронные ямы для себя и товарищей, утюжить обочины дорог утюгами.
С первых дней оккупации Бобруйска в городе был установлен режим террора. По городу распространялись листовки: «Великая Германия даёт русскому и белорусскому населению, независимо от пола, в возрасте от 17 до 40 лет, работу и хлеб. За труд в Германии предоставляется: продовольствие, квартира и заработная плата в достаточном размере. Кроме того, за особенно хорошее исполнение работы предусмотрена надбавка в виде табака, напитков и т.д. Остающиеся на их родине семьи будут обеспечиваться по их заявлению и под немецким надзором городских (волостных) управлений.
Желающие! Немедленно явитесь для приёма на работу в Германию…
Надзиратель службы порядка г. Бобруйска генерал-лейтенант Вейгант
15 января 1942 года».
Населению предлагалось добровольно выехать для работ в Германию, а кто не желал выезжать, тот был обязан трудиться на местах. Трудовой повинности по закону Германского правительства подлежали все граждане обоего пола от 14 до 65 лет. Людей заставляли работать по 10-16 часов в сутки (в зависимости от времени года), за малейшее ослушание сажали в специально устроенные на предприятиях камеры, где морили голодом и били палками.
Проводимая фашистами мобилизация населения на работы повлекла за собой уход части населения в партизаны. Начальник стройотдела Новицкий докладывал городскому управлению Бобруйска в июле 1942 года о том, что число рабочих и служащих в стройотделе на 27 июля сего года составляло 194 человека, из которых детей до 14 лет – 190 человек. Что могли построить голодные и обессиленные дети?
Люди боялись выходить на улицу, прятались в потайных погребах, чтобы их не схватили и не поместили в так называемые трудовые лагеря.
Из загнанного в лагеря населения немцы формировали «Арбайт-командос», т.е. рабочие команды, которые под конвоем гоняли рыть траншеи, окопы, делать блиндажи, рыть похоронные ямы для себя и товарищей, утюжить обочины дорог утюгами.
Фрагмент немецкой карты города Бобруйска оккупационного периода Великой Отечественной войны
На территории города располагалось 8 фашистских лагерей, из которых самый печально известный лагерь для военнопленных и гражданских лиц №131. За время существования там было уничтожено 60 тысяч военнопленных и гражданских лиц. К сожалению, списков узников этого лагеря в государственном архиве Могилёвской области нет.
На немецкой карте г. Бобруйска значатся пересыльные лагеря – дулаги – № 1 (в довоенной тюрьме в крепостном сооружении – башне Оппермана), №2 (по улице Парковой), Bergdulag (на месте Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм»). Все это филиалы и отделения одного самого крупного пересыльного лагеря для военнопленных № 131. Этот лагерь первоначально был создан в Слониме в июле 1941 г., как пересыльный лагерь преимущественно для командиров и политработников Красной Армии. В августе его переводят в Бобруйск. Сначала он располагался возле станции Березина в бывшей тюрьме, которая могла вместить только 3 тысячи военнопленных. По состоянию на 18 августа в лагере находилось 18 тысяч военнопленных. К ноябрю 1941 г. их количество увеличилось до 60 тысяч человек. Местной комендатуре пришлось выделить 18 бараков недалеко от первого лагеря. Так было создано второе отделение, куда были переведены 20 тысяч военнопленных из первого лагеря. Но и там все пленники не могли разместиться. Поэтому в 50-ти метрах от казарм лагеря была отведена площадь, куда согнали еще 22 тысячи человек. Режим в лагере был невыносим, питание было очень скудным. По немецким подсчётам, на день выдавалось еды, которая содержала всего 1039калорий на человека. Однако и эта мизерная норма полностью до пленных не доходила. Свидетели рассказывают, что часто еда бралась приступом самыми сильными, на потеху охране куски хлеба бросались в толпу. И кто ловил, их тут же съедал, а для оголодавших пленных эта была смерть. Об этом все знали, однако удержаться не могли. Люди не выдерживали, доходило даже до людоедства. 11 ноября 1941 года комендант дулага №131 фон Редер направил специальный доклад окружному коменданту относительно людоедства.
На немецкой карте г. Бобруйска значатся пересыльные лагеря – дулаги – № 1 (в довоенной тюрьме в крепостном сооружении – башне Оппермана), №2 (по улице Парковой), Bergdulag (на месте Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм»). Все это филиалы и отделения одного самого крупного пересыльного лагеря для военнопленных № 131. Этот лагерь первоначально был создан в Слониме в июле 1941 г., как пересыльный лагерь преимущественно для командиров и политработников Красной Армии. В августе его переводят в Бобруйск. Сначала он располагался возле станции Березина в бывшей тюрьме, которая могла вместить только 3 тысячи военнопленных. По состоянию на 18 августа в лагере находилось 18 тысяч военнопленных. К ноябрю 1941 г. их количество увеличилось до 60 тысяч человек. Местной комендатуре пришлось выделить 18 бараков недалеко от первого лагеря. Так было создано второе отделение, куда были переведены 20 тысяч военнопленных из первого лагеря. Но и там все пленники не могли разместиться. Поэтому в 50-ти метрах от казарм лагеря была отведена площадь, куда согнали еще 22 тысячи человек. Режим в лагере был невыносим, питание было очень скудным. По немецким подсчётам, на день выдавалось еды, которая содержала всего 1039калорий на человека. Однако и эта мизерная норма полностью до пленных не доходила. Свидетели рассказывают, что часто еда бралась приступом самыми сильными, на потеху охране куски хлеба бросались в толпу. И кто ловил, их тут же съедал, а для оголодавших пленных эта была смерть. Об этом все знали, однако удержаться не могли. Люди не выдерживали, доходило даже до людоедства. 11 ноября 1941 года комендант дулага №131 фон Редер направил специальный доклад окружному коменданту относительно людоедства.
Фрагмент немецкой карты города Бобруйска оккупационного периода Великой Отечественной войны
На территории города располагалось 8 фашистских лагерей, из которых самый печально известный лагерь для военнопленных и гражданских лиц №131. За время существования там было уничтожено 60 тысяч военнопленных и гражданских лиц. К сожалению, списков узников этого лагеря в государственном архиве Могилёвской области нет.
На немецкой карте г. Бобруйска значатся пересыльные лагеря – дулаги – № 1 (в довоенной тюрьме в крепостном сооружении – башне Оппермана), №2 (по улице Парковой), Bergdulag (на месте Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм»). Все это филиалы и отделения одного самого крупного пересыльного лагеря для военнопленных № 131. Этот лагерь первоначально был создан в Слониме в июле 1941 г., как пересыльный лагерь преимущественно для командиров и политработников Красной Армии. В августе его переводят в Бобруйск. Сначала он располагался возле станции Березина в бывшей тюрьме, которая могла вместить только 3 тысячи военнопленных. По состоянию на 18 августа в лагере находилось 18 тысяч военнопленных. К ноябрю 1941 г. их количество увеличилось до 60 тысяч человек. Местной комендатуре пришлось выделить 18 бараков недалеко от первого лагеря. Так было создано второе отделение, куда были переведены 20 тысяч военнопленных из первого лагеря. Но и там все пленники не могли разместиться. Поэтому в 50-ти метрах от казарм лагеря была отведена площадь, куда согнали еще 22 тысячи человек. Режим в лагере был невыносим, питание было очень скудным. По немецким подсчётам, на день выдавалось еды, которая содержала всего 1039калорий на человека. Однако и эта мизерная норма полностью до пленных не доходила. Свидетели рассказывают, что часто еда бралась приступом самыми сильными, на потеху охране куски хлеба бросались в толпу. И кто ловил, их тут же съедал, а для оголодавших пленных эта была смерть. Об этом все знали, однако удержаться не могли. Люди не выдерживали, доходило даже до людоедства. 11 ноября 1941 года комендант дулага №131 фон Редер направил специальный доклад окружному коменданту относительно людоедства.
На немецкой карте г. Бобруйска значатся пересыльные лагеря – дулаги – № 1 (в довоенной тюрьме в крепостном сооружении – башне Оппермана), №2 (по улице Парковой), Bergdulag (на месте Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм»). Все это филиалы и отделения одного самого крупного пересыльного лагеря для военнопленных № 131. Этот лагерь первоначально был создан в Слониме в июле 1941 г., как пересыльный лагерь преимущественно для командиров и политработников Красной Армии. В августе его переводят в Бобруйск. Сначала он располагался возле станции Березина в бывшей тюрьме, которая могла вместить только 3 тысячи военнопленных. По состоянию на 18 августа в лагере находилось 18 тысяч военнопленных. К ноябрю 1941 г. их количество увеличилось до 60 тысяч человек. Местной комендатуре пришлось выделить 18 бараков недалеко от первого лагеря. Так было создано второе отделение, куда были переведены 20 тысяч военнопленных из первого лагеря. Но и там все пленники не могли разместиться. Поэтому в 50-ти метрах от казарм лагеря была отведена площадь, куда согнали еще 22 тысячи человек. Режим в лагере был невыносим, питание было очень скудным. По немецким подсчётам, на день выдавалось еды, которая содержала всего 1039калорий на человека. Однако и эта мизерная норма полностью до пленных не доходила. Свидетели рассказывают, что часто еда бралась приступом самыми сильными, на потеху охране куски хлеба бросались в толпу. И кто ловил, их тут же съедал, а для оголодавших пленных эта была смерть. Об этом все знали, однако удержаться не могли. Люди не выдерживали, доходило даже до людоедства. 11 ноября 1941 года комендант дулага №131 фон Редер направил специальный доклад окружному коменданту относительно людоедства.
На судебном процессе по делу о преступлениях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР, который проходил 15-29 января 1946 года, подсудимый – заместитель коменданта лагеря №131 Карл Лангут, заявил, что в лагере не было воды, что около 20000 военнопленных в сентябре находились на улице, они не имели помещений и должны были сидеть под открытым небом. Военнопленные получали 100 граммов хлеба и пол-литра супа, похожего на помои. В октябре-ноябре 1941 года ежедневно умирали от 600 до 800 человек, а позже до 1000 человек. Зимой 1941-1944 гг. в нашем лагере, как заявил подсудимый, умерли от дистрофии и сыпного тифа 25000 - 30000 человек. Многие сходили с ума. В 1942 году в лагерь поступило 600 детей, 250 из них умерли от тифа. Тяжелобольные вывозились на кладбище вместе с трупами умерших.
По свидетельству очевидца – учителя, узника лагеря, которого жена сумела выкупить из плена: «Нас было 40 тысяч, а воды привозили на одну. С вечера ложилась очередь к бочке. Встать с земли ночью нельзя – стреляют. Утром, кто живой, поднимались. Ровно в 9.00, перед тем как привозили воду, приходил начальник охраны Битнер. Всякий раз он проделывал одно и то же. Подойдет к первому (вертись, не вертись, а первым кто-то будет), спрашивает: «Вы почему первый?». И стреляет в человека. Потом идет в конец очереди и то же самое: «Вы почему последний?».
По свидетельству очевидца – учителя, узника лагеря, которого жена сумела выкупить из плена: «Нас было 40 тысяч, а воды привозили на одну. С вечера ложилась очередь к бочке. Встать с земли ночью нельзя – стреляют. Утром, кто живой, поднимались. Ровно в 9.00, перед тем как привозили воду, приходил начальник охраны Битнер. Всякий раз он проделывал одно и то же. Подойдет к первому (вертись, не вертись, а первым кто-то будет), спрашивает: «Вы почему первый?». И стреляет в человека. Потом идет в конец очереди и то же самое: «Вы почему последний?».
Советские военнопленные в Бобруйском концлагере, 1941 год
В декабре 1941 года в Бобруйский лагерь №131 прибыли более тысячи пленных из Барановичского лагеря военнопленных. Люди не ели 7 суток, ехали на открытых платформах, почти половина из прибывших пленных была уже мертва, остальные представляли собой ходячие тени. Лангут приказал эти вагоны с оставшимися в живых загнать в тупик и там продержать ещё двое суток. В живых остались единицы. Зимой 1941-1942 гг. в лагере умерли от дистрофии и сыпного тифа около 30 тысяч военнопленных.
Уничтожение военнопленных в Бобруйском лагере фашисты осуществляли не только голодом. «В последнем железнодорожном транспорте из Бобруйска на Минск, который состоял из «нулевых вагонов» (это значит, открытых площадок) умерли 20% пленных (из 5000 человек – 1000)», – доносило командование лагеря 21 ноября 1941 года. О количестве обмороженных, но ещё пока живых в этом донесении не упоминается.
О подобных случаях засвидетельствовал и Лангут. Так, зимой 1941-1942 гг. был сформирован эшелон на станции Березина из 50 платформ, на которые было погружено более 3000 военнопленных. Этот эшелон был отправлен в сторону Минска, но до него не дошёл, так как все военнопленные по дороге замерзли и были сброшены под откос.
Огромное количество военнопленных погибали и во время изнуряющих голодных маршей из одного лагеря в другой.
В январе 1944 года в лагере вовсе не осталось военнопленных. По приказу генерала немецкой армии Гамана вместо них было доставлено 5 тысяч гражданских лиц, над которыми, кроме всего прочего, проводились и медицинские опыты. Например, представителю 9-й армии «профессору» Борману было дано разрешение провести пробу одного лекарства для борьбы с сыпным тифом. Для этого СД выбрало 50 мужчин и 50 женщин. По приказу коменданта лагеря Борману было выделено специальное здание, в которое были переведены люди для опытов. Даже руководству лагеря было запрещено посещать это помещение, оно усиленно охранялось. Судьба людей, на которых испытывали новое лекарство, неизвестна. Как показывал на судебном процессе Лангут, в один день исчезли и Борман, и эти 100 человек.
Бобруйский лагерь военнопленных №131 стал лагерем смерти. Как свидетельствуют архивные документы за август- ноябрь 1941 года через него прошло 158000 военнопленных. Из них к 21 ноября 1941 года умерли 14777 пленных. И это всего за три осенних месяца. От измождения и болезней в лагере умирал каждый десятый, смертность особенно возросла с наступлением ранних холодов. В ночь на 21 ноября, отмечается в одном немецком отчете, умерли 430 пленных.
Пока не удалось найти немецкие документы, свидетельствующие о том, что было в этом лагере зимой 1943-1944 гг.
Уничтожение военнопленных в Бобруйском лагере фашисты осуществляли не только голодом. «В последнем железнодорожном транспорте из Бобруйска на Минск, который состоял из «нулевых вагонов» (это значит, открытых площадок) умерли 20% пленных (из 5000 человек – 1000)», – доносило командование лагеря 21 ноября 1941 года. О количестве обмороженных, но ещё пока живых в этом донесении не упоминается.
О подобных случаях засвидетельствовал и Лангут. Так, зимой 1941-1942 гг. был сформирован эшелон на станции Березина из 50 платформ, на которые было погружено более 3000 военнопленных. Этот эшелон был отправлен в сторону Минска, но до него не дошёл, так как все военнопленные по дороге замерзли и были сброшены под откос.
Огромное количество военнопленных погибали и во время изнуряющих голодных маршей из одного лагеря в другой.
В январе 1944 года в лагере вовсе не осталось военнопленных. По приказу генерала немецкой армии Гамана вместо них было доставлено 5 тысяч гражданских лиц, над которыми, кроме всего прочего, проводились и медицинские опыты. Например, представителю 9-й армии «профессору» Борману было дано разрешение провести пробу одного лекарства для борьбы с сыпным тифом. Для этого СД выбрало 50 мужчин и 50 женщин. По приказу коменданта лагеря Борману было выделено специальное здание, в которое были переведены люди для опытов. Даже руководству лагеря было запрещено посещать это помещение, оно усиленно охранялось. Судьба людей, на которых испытывали новое лекарство, неизвестна. Как показывал на судебном процессе Лангут, в один день исчезли и Борман, и эти 100 человек.
Бобруйский лагерь военнопленных №131 стал лагерем смерти. Как свидетельствуют архивные документы за август- ноябрь 1941 года через него прошло 158000 военнопленных. Из них к 21 ноября 1941 года умерли 14777 пленных. И это всего за три осенних месяца. От измождения и болезней в лагере умирал каждый десятый, смертность особенно возросла с наступлением ранних холодов. В ночь на 21 ноября, отмечается в одном немецком отчете, умерли 430 пленных.
Пока не удалось найти немецкие документы, свидетельствующие о том, что было в этом лагере зимой 1943-1944 гг.
Из справки Государственного архивного управления ГДР / ГДР – 1500, Потсдам, ул. Берлинштрассе, 98-101.
«На 27.08.1941 г. в крепости разместился пересыльный лагерь военнопленных группы «Центр» – № 314. Комендант – майор Мелев. Территория обнесена забором, рассчитана на 40 тысяч военнопленных. Ожидается прибытие первых 5 000 пленных.
В это же время в лагере № 131 в Бобруйске напротив 2-й проходной было 29 000 пленных при 1 600 больных и раненых. Лагерь собирались расширить в сторону реки, но там сыро. 16.09.1941 г. там было 18138 человек.
В лагере № 314 было 12365 человек.
В конце сентября лагерь № 131 готовится под 40000 военнопленных, а лагерь №314 ликвидирован и передал территорию лагерю № 131.
С наступлением холодов обстановка обострилась. В Бобруйске остался один пересыльный лагерь военнопленных № 131 с тремя территориями. В лагере свыше 60000 человек. Питания не хватает, началось людоедство. За три месяца через лагерь прошло 158000 человек, 14777 из них умерли в лагере.
На 3-й территории, в крепости, где размещалось 17000 человек, был инсценирован пожар, 1700 человек за одну ночь убили.
В бараках 2-й территории за ночь умирали до 500 и более человек.
В городе, кроме того, был офицерский лагерь № XXIА, а также лагерь беженцев и трудовой лагерь. На крупных предприятиях содержались зоны этих лагерей.
«На 27.08.1941 г. в крепости разместился пересыльный лагерь военнопленных группы «Центр» – № 314. Комендант – майор Мелев. Территория обнесена забором, рассчитана на 40 тысяч военнопленных. Ожидается прибытие первых 5 000 пленных.
В это же время в лагере № 131 в Бобруйске напротив 2-й проходной было 29 000 пленных при 1 600 больных и раненых. Лагерь собирались расширить в сторону реки, но там сыро. 16.09.1941 г. там было 18138 человек.
В лагере № 314 было 12365 человек.
В конце сентября лагерь № 131 готовится под 40000 военнопленных, а лагерь №314 ликвидирован и передал территорию лагерю № 131.
С наступлением холодов обстановка обострилась. В Бобруйске остался один пересыльный лагерь военнопленных № 131 с тремя территориями. В лагере свыше 60000 человек. Питания не хватает, началось людоедство. За три месяца через лагерь прошло 158000 человек, 14777 из них умерли в лагере.
На 3-й территории, в крепости, где размещалось 17000 человек, был инсценирован пожар, 1700 человек за одну ночь убили.
В бараках 2-й территории за ночь умирали до 500 и более человек.
В городе, кроме того, был офицерский лагерь № XXIА, а также лагерь беженцев и трудовой лагерь. На крупных предприятиях содержались зоны этих лагерей.
Перевел Н.Я.Данилов 20.08.1990 г.»
На месте гибели военнопленных в ночь
с 6 на 7 ноября 1941 года
Комендантом дулага № 131 был майор фон Редер, адъютантом – капитан Пфенциг. Уже через десять дней – 26 августа – в лагере было 29000 военнопленных, среди них почти 1600 раненых и больных, для которых не было никакого перевязочного материала. Документы свидетельствуют, что количество военнопленных постоянно возрастало и в октябре 1941 года достигло 60000 человек. Кроме военнопленных в лагере содержались свыше 1000 гражданских беженцев, для которых концлагеря в Бобруйске тогда ещё не было. 4 ноября 1941 г. немецкое командование отказало в транспорте подполковнику фон Редеру для отправки военнопленных в Германию. Тогда представитель штаба по делам военнопленных Штурм приказал уничтожить пленных в лагере № 2. В ночь с 6 на 7 ноября, в канун годовщины Октябрьской революции, предварительно забив окна и двери, фашисты подожгли 3 казармы. Пожар длился всю ночь. Всю ночь горели люди; тех, кто пытался выброситься из окон, часовые расстреливали из автоматов и заранее установленных на крыше казармы пулеметов. На много километров вокруг повис удушающий запах горелого. Всего за одну только ночь было сожжено и расстреляно по одним данным 18 тысяч человек, по другим – 22 тысячи.
По свидетельству Лангута, в донесении по команде этот случай был преподнесен как организованная акция военнопленных.
По свидетельству Лангута, в донесении по команде этот случай был преподнесен как организованная акция военнопленных.
Предоставляем вашему вниманию перевод этого документа дословно: «Причину пожара объяснил офицер абвера (контрразведки) капитан Хейнрих. Пожар начался в двух разных местах территории. Чтобы помешать спланированной попытке прорыва пленных из лагеря, всю ночь вёлся заградительный огонь из пулеметов, причем из 17000 пленных (по свидетельству Лангута – 18000) 100 человек утром 10 ноября 1941 года лежали убитые на плацу. Из толпы пленных стреляли. В результате был ранен один унтер-офицер». (Военный архив ГДР).
Из показаний свидетелей о жертвах немецко-фашистских злодеяний
по Бобруйской крепости
- Свидетель Петелин Иван Корнилович рассказал: «Будучи в лагере военнопленных в г. Бобруйске в крепости, на моих глазах было сожжено и расстреляно с 5-го по 6-е ноября 1941 года более 7000 человек. Заранее было построено немцами две вышки около крепости, установлены пулемёты на них. Когда загорелся лагерь, военнопленные начали бежать через проволочные заграждения. Немцы открыли пулемётный огонь и ни один не смог уйти. Сожженные и расстрелянные люди были тут же зарыты около лагеря. Расстрелянные были обнажены догола и закопаны».
- Свидетель Неврозова Мария Сергеевна рассказывала: «В Октябрьские праздники 1941 года немецко-фашистские захватчики сожгли две казармы, где помещались русские военнопленные. По рассказам оставшихся в живых военнопленных сгорело и расстреляно около 22000 человек. Причиной поджога немцами казарм вместе с людьми послужили неудачи немецких войск взять Москву. Уцелевшие из-под расстрела военнопленные рассказывали: сначала загорелась трёхэтажная казарма, окружённая немецкими пулемётчиками и автоматчиками. Многие военнопленные прыгали со 2-го и 3-го этажей, чтобы спастись от огня, но они в воздухе и на земле беспорядочно расстреливались фашистами. Огнём охватило ещё две рядом стоящие казармы вместе с людьми».
- Свидетель Мухин Даниил Иванович рассказал: «Я жил от крепости в метрах 300. Я видел собственными глазами, как горели здания крепости, в которых находились русские военнопленные. Было это в Октябрьские праздники 1941 года. Мне известно, что в больших зданиях крепости располагался лазарет для русских офицеров. Помню, что полтора дня шла стрельба в крепости. Когда загорелись здания, военнопленные пытались спастись бегством через окно, но были встречены пулемётно-автоматным огнём. Военнопленные горели несколько дней. Вместе с пожаром кончилась стрельба. По-моему, всего сожжено и расстреляно в крепости более 22000 человек. Мало кому из них удалось уйти живым. Мне известен ещё один лагерь военнопленных исключительно для офицерского состава, который был расположен напротив станции Березина на горке. По рассказам полицейских, охранявших лагерь, известно, что из этого лагеря было вывезено несколько десятков тысяч пленных для расстрела в деревню Еловики и на еврейское кладбище».
- Свидетель Рудковская Анна Ивановна рассказал: «Мой дом, в котором я жила во время немецкой оккупации, расположен рядом с крепостью. Мне известны факты зверского истребления советских военнопленных в 1941 году. Фашисты зажгли две казармы с находившимися в них военнопленными. Во время пожара многие пытались выпрыгнуть со 2-го и 3-го этажей. Они были встречены пулемётным огнем. Пленные горели всю неделю. Оставшиеся в живых и бежавшие из крепости военнопленные рассказывали, что тогда погибло примерно 22000 человек.
Из показаний свидетелей о жертвах немецко-фашистских злодеяний
по Парковой улице бывшего лагеря военнопленных.
- Свидетель Ломако Дмитрий Фёдорович рассказал: «Я был очевидцем зверского обращения с советскими военнопленными. Ежедневно проходя мимо лагеря, видел голодную, раздетую толпу молодых людей. Сердце холодеет, когда видишь эту ужасную картину. Собственными глазами видел, как мёртвых военнопленных выбрасывали из сараев, а на них другие военнопленные сразу же набрасывались и снимали одежду. За всякую мелочь фашисты на месте расстреливали военнопленных и зарывали в 30 метрах от лагеря. Всего в лагере было замучено и расстреляно примерно 50000 человек.
- Свидетель Хоняк Иван Иванович рассказал: «С начала войны до 1943 года я проживал рядом с лагерем военнопленных, в котором помещалось примерно 50000 человек. Лагерь был под открытым небом. Я был очевидцем такого факта: к колючей проволоке, за которой находились военнопленные, подошла собака. Немецкий часовой выстрелил и убил её. Большая масса голодных военнопленных бросилась к трупу собаки, чтобы схватить кусочек мяса. Тогда немецкий часовой из автомата открыл огонь по военнопленным. Около проволоки лежало много трупов. От голода и холода умирали люди пачками. Каждое утро по 10-15 двуколок, в каждую помещалось 10 человек, с трупами мёртвых отвозили недалеко от лагеря и закапывали. Таким образом, всего наших людей погибло тысяч 40-50».
- Свидетель Печёнка Владимир Иванович рассказал: «Лагерь военнопленных был организован ещё в 1941 году, когда немцы оккупировали г. Бобруйск. В лагере находилось до 10000 человек. Здания для жилья не было. Вследствие нечеловеческого обращения с военнопленными с первых дней пребывания в лагере они начали умирать. Будучи арестован полицией, я сидел в тюрьме и познакомился с врачом русских военнопленных. Он рассказал мне, что медицинской помощи военнопленным не оказывалось. Кормили в лагере супом из гнилой картошки небольшими порциями. Дело доходило до людоедства, когда голодные военнопленные вырезали у мёртвых мягкие части тела и поедали их. На почве голода, холода, эпидемий, от расстрелов и зверских пыток за время существования лагеря умерли около 25000 человек». Спустя несколько дней после пожара в лагере № 131 более 20 тысяч военнопленных были отправлены на Запад. 2 тысячи военнопленных из лагеря № 131 пешком были отправлены в Слуцк. По дороге всех отстающих расстреливали, чтобы восполнить недостающее количество военнопленных, конвоиры хватали по пути движения мирных жителей и ставили в колонны.
Из воспоминаний о военном лихолетье жителя гор. Бобруйска Керамичного поселка дом №5,
ныне пенсионера, ветерана труда, инвалида 2 группы
Шункевича Николая Петровича, 1929 года рождения.
«Приближался к концу третий год оккупации нашей родной Беларуси немецко-фашистскими захватчиками и многое за это время пришлось пережить и увидеть своими глазами. Зверство, грабежи, насилие, расстрелы. Особенно жестоко обращались немцы с нашими военнопленными. В Бобруйске создали сразу три лагеря военнопленных, лагерь еврейского гетто. Через короткое время все эти лагеря стали лагерями смерти.Наш дом стоял крайним справа (первым) в посёлке Керамичном, в 100 м от шоссе Брест-Москва и сразу за мостом через Березину. Из нашего огорода хорошо была видна старая крепость Бобруйска. В этом доме я родился, здесь рос, и здесь проходило моё детство. Уже 28 июня наш город был оккупирован. Через два дня немцы появились и у нас. Вот здесь мы увидели, что это за войско. Входя в дом, они сразу спрашивали: «Матка, яйки, млеко, шпек». Было у нас 10 кур, всех забрали. То же было и в других домах. В самом городе, в районе завода Ленина, жила родная сестра отца, старше его. Она болела шизофренией, и отец решил забрать её к себе. Взял нас, двоих подростков, меня и младшего Витю, и мы отправились в город за ней. Вышли на улицу Шоссейную в районе завода Ленина и видим, что по ней в сторону Каменки конвоируют колонну наших военнопленных. Было это в июле 1941 года. Стояла июльская жара. Местные жители собрались на обочине и смотрят, как ведут людей: кто подаст воды в бутылке, кто хлеба или сухарь бросает. А конвоиры злые, разъярённые, с овчарками отгоняют людей от колонны, и здесь же схватили отца, втолкнули в колонну и погнали по слуцкому шоссе. Некоторые изможденные, раненые и идти уже не могут. Двоих тут же расстреляли и они остались лежать у дороги. Жители Каменки и Слободки рассказали нам судьбу этих пленных. Их пригнали в Каменку и закрыли в сарай. Пленные решили устроить побег, но что-то у них сорвалось. Их заставили выкопать возле сарая ров, ставили по 10 человек и расстреливали. Немного присыпали, после жители тайком ходили смотреть, говорили ещё, что на месте рва земля шевелилась.
В это же время немцы конвоировали наших пленных, всё это нам хорошо видно. Большинство из них и разместили в старой крепости, на Березинском форштадте. Мы уже знали о варварском отношении немцев к нашим пленным. Они содержались под открытым небом, за колючей проволокой. Постепенно начала приближаться осень, начались холода и дожди. В лагерях начались болезни, пленные умирали под открытым небом сотнями, и сами же пленные вывозили их на двуколках, впрягшись вручную, за железную дорогу, где в старом парке был выкопан большой ров, сбрасывали их туда и закапывали.
Вечером 6 ноября мать послала меня взять банку с солью, спрятанную в картофеле. Я вошёл в огород и смотрю, над крепостью (а это было примерно там, где сейчас построен Ледовый дворец) разгорается большое пламя. А высоко в небе начинает образовываться ярко-красное зарево по форме, напоминающее крест. Я вернулся в дом и рассказал об этом матери. Мать как-то сразу растерялась, а потом схватила икону, выбежала на огород и стала молиться. Мы увидели, в центре над крепостью разгорается большое пламя, искры летят вверх, а в это время послышались крики людей и началась ружейно-пулемётная стрельба. Ноябрьская ночь 6-го ноября 1941 года запомнилась мне на всю жизнь. Ночь тихая, спокойная, тёмная, уже начинало подмораживать, а эти крики и стоны и стрельба продолжались до утра. Разве может забыться такое, что происходило в ту ночь, и то, что видели и слышали уши этого юноши в 12 лет. Я тогда понял, что такое война, какое горе принесли нам немцы.
А рано утром, ещё темновато было, к нам постучали во двор, в калитку. Мать поднялась и вышла во двор, за ней вскочил и я, потому что уже не спал. Открыли калитку, увидели двух мужчин и сразу услышали слабый голос одного из них: «Мамаша, спасайте нас!». Мать пригласила их в сени и на кухню, основная часть дома была разбита, и мы там не жили. Мать вошла и зажгла свечу. Когда они вошли в кухню, на них страшно было смотреть: ободранные, обгоревшие, все в крови. Медлить нельзя, нужно переодевать. Я сразу юркнул в кладовую за отцовской одеждой. Мать их сверху обмыла, затёрла царапины йодом, три раны, как могли, перевязали. Напоили их молоком с лепёшками, остатки армейской формы бросили в печь, чтобы сжечь, а я с братом Витей - за них и огородами вывел за кладбище и дальше в лес. В первую деревню Думановщина к бабушкиным знакомым, Михолапам, которые были очень большими патриотами. Они их передали дальше в партизаны. С этой семьёй мы держали связь всю войну и передавали туда своих людей».
Али Шогенцуков
Хочется познакомить читателей с одним из десятков миллионов узников фашистских лагерей. Это Али Асхадович Шогенцуков. Почти 60 лет назад в застенках Бобруйского концлагеря был замучен великий поэт, философ, основоположник национальной культуры Кабардино-Балкарии.
Али Шогенцуковродился в долине Баксана – в селении Старая крепость. Учился в Стамбульском педучилище, затем вернулся на родину, работал журналистом, много лет отдал педагогической деятельности, долгое время был сельским учителем, но его основная профессия – поэзия.
Он печатается с 17 лет. Его творческое наследие – художественная летопись жизни кабардинского народа. До нас дошло 110 его стихов, 9 поэм, роман в стихах «Камбот и Ляца» – энциклопедия жизни адыгского народа. Этот роман явился вершиной поэтического творчества Али Шогенцукова и стал такой же национальной гордостью кабардинского народа, какой является для Грузии «Витязь в тигровой шкуре», для русских – «Евгений Онегин».
В 1935 году Шогенцуков переехал в Нальчик. У него уже было литературное имя, и он становится во главе писательской организации Кабарды. За выдающиеся заслуги в деле создания и развития кабардинского национального искусства Указом Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской АССР Али Асхадовичу Шогенцукову в 1939 году было присвоено звание заслуженного деятеля искусств. В первые дни войны он написал стихотворение «Призыв».
Али Шогенцуковродился в долине Баксана – в селении Старая крепость. Учился в Стамбульском педучилище, затем вернулся на родину, работал журналистом, много лет отдал педагогической деятельности, долгое время был сельским учителем, но его основная профессия – поэзия.
Он печатается с 17 лет. Его творческое наследие – художественная летопись жизни кабардинского народа. До нас дошло 110 его стихов, 9 поэм, роман в стихах «Камбот и Ляца» – энциклопедия жизни адыгского народа. Этот роман явился вершиной поэтического творчества Али Шогенцукова и стал такой же национальной гордостью кабардинского народа, какой является для Грузии «Витязь в тигровой шкуре», для русских – «Евгений Онегин».
В 1935 году Шогенцуков переехал в Нальчик. У него уже было литературное имя, и он становится во главе писательской организации Кабарды. За выдающиеся заслуги в деле создания и развития кабардинского национального искусства Указом Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской АССР Али Асхадовичу Шогенцукову в 1939 году было присвоено звание заслуженного деятеля искусств. В первые дни войны он написал стихотворение «Призыв».
Война оборвала мирную строку Али Шогенцукова. Война оборвала и его жизнь. В сентябре 1941 года Али уходит на фронт. И сразу попадает в руки гитлеровцев в пекло Киевского «котла». В районе станции Лохвица Полтавской области эшелон, в котором ехали мобилизованные, но ещё безоружные люди, разбомбили, живых, в том числе и Али, взяли в плен. Очевидцы рассказывали, что фашисты хватали людей с эшелона, расстреливали из пулеметов и автоматов, давили танками. Стояла сырая осенняя погода. Те, кто смог выбраться из вагона, бежали к лесу, утопая в грязи. Шогенцуков бежал впереди.
До леса оставалось метров 50, когда он упал. Ему хотели помочь, поднять товарища. Но фашисты были уже рядом. Сначала их отправляют в Кременчугский лагерь № 111, затем через месяц, этот пересыльный лагерь реорганизовывают в другой, а Шогенцукова и огромное количество других узников сортируют по другим лагерям. Он попал в Бобруйский лагерь смерти № 131. «Веrgdulag» – так значится это место на немецкой карте города Бобруйска оккупационного периода. Лагерь находился на территории Бобруйской крепости, Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм».
До леса оставалось метров 50, когда он упал. Ему хотели помочь, поднять товарища. Но фашисты были уже рядом. Сначала их отправляют в Кременчугский лагерь № 111, затем через месяц, этот пересыльный лагерь реорганизовывают в другой, а Шогенцукова и огромное количество других узников сортируют по другим лагерям. Он попал в Бобруйский лагерь смерти № 131. «Веrgdulag» – так значится это место на немецкой карте города Бобруйска оккупационного периода. Лагерь находился на территории Бобруйской крепости, Нагорного укрепления или форта «Фридрих Вильгельм».
Памятник А. А. Шогенцукову в Нальчике
Бобруйский концлагерь… он ничем не отличался от сотен других фашистских лагерей. Перевалочный пункт между жизнью и смертью. А для людей – последнее испытание на прочность. Всего на территории города и крепости было 4 лагеря с 8-ю филиалами и отделениями. В них за три года оккупации погибло около 44 тысяч человек.
Бывший узник концлагеря № 131 Корней Афаунов после войны вспоминал: «…Кормили нас ужасно. Выручало местное население. Белорусы перебрасывали нам через ограждение какие-то продукты… Я часто слышал имя – Алексей, раз мне довелось его увидеть, он оказался кабардинцем, все знали, что он убеждает пленных не поддаваться на агитацию гитлеровцев о переходе на их сторону. В начале ноября 1941 года мне удалось бежать из бобруйского концлагеря.… Уже после войны по фотографиям я узнал в «Алексее» поэта Али Шогенцукова».
Были ещё очевидцы: «Заморили тут голодом фашисты одного вашего человека, Али – имя, а фамилию забыл, мудрёная. Заставляли, чтобы он воззвание написал на вашем языке, в стихах что ли. Он отказался, они его тогда в холодный барак заперли и пищи лишили, он и помер, а служить немцам отказался…»
В последнем стихотворении, сочинённом Али в фашистском концлагере, есть такие строки:
Бывший узник концлагеря № 131 Корней Афаунов после войны вспоминал: «…Кормили нас ужасно. Выручало местное население. Белорусы перебрасывали нам через ограждение какие-то продукты… Я часто слышал имя – Алексей, раз мне довелось его увидеть, он оказался кабардинцем, все знали, что он убеждает пленных не поддаваться на агитацию гитлеровцев о переходе на их сторону. В начале ноября 1941 года мне удалось бежать из бобруйского концлагеря.… Уже после войны по фотографиям я узнал в «Алексее» поэта Али Шогенцукова».
Были ещё очевидцы: «Заморили тут голодом фашисты одного вашего человека, Али – имя, а фамилию забыл, мудрёная. Заставляли, чтобы он воззвание написал на вашем языке, в стихах что ли. Он отказался, они его тогда в холодный барак заперли и пищи лишили, он и помер, а служить немцам отказался…»
В последнем стихотворении, сочинённом Али в фашистском концлагере, есть такие строки:
Если даже клятвопреступника
Видишь своими глазами,
Как перешагнуть свою совесть?
Если же перешагнёшь совесть,
Как же можно предать свою душу?
Один из журналистов, живущих на Родине поэта Леонид Шимко написал поэму «Монолог Али», в которой есть такие строки:О, Кавказ, при свете тусклом
Руки не сложу в мольбе,
Здесь, в концлагере Бобруйском,
Весь я в думах о тебе.
Знаю, поведут к обрыву,
Но скажу в который раз:
Нет, не может быть счастливым
Тот, кто Родину предаст.
Попав в лагерь смерти, Шогенцуков, голодный, больной, подвергался неоднократным избиениям, нечеловеческим пыткам, но на допросах не уронил достоинства народного певца. Своим презрением к врагам он вселял веру в тех, кто падал духом. Он погиб мученической смертью 29 ноября 1941 году. Погиб на боевом посту. Наша героическая белорусская земля впитала кровь и поэта Кабарды.
Городская библиотека № 7
им. А.А.Шогенцукова
Али Шогенцуков показал себя Человеком с большой буквы в дни тяжких испытаний, в его последние дни жизни. Его часто водили на допрос, а потом избитого бросали в барак. Полуживого, его окружали земляки, он смотрел на них глазами, в которых застыла боль: «Ничего, друзья, ничего» и при этом улыбался. Чему? Быть может, тому, что выстоял, не сдался, не покорился.
Из воспоминаний бывшего узника Бобруйского концлагеря Лукмана Шидугова: «Я был в лагерной похоронной команде, когда умер Али Асхадович. В чём заключалась работа этой команды? Мы, несколько узников, впрягались вместо лошадей в бричку и подбирали на территории лагеря скончавшихся или замученных гитлеровцами товарищей. Затем отвозили трупы к ближайшему оврагу и сбрасывали их на дно. Однажды в эту ужасную бричку попало и тело Шогенцукова. Я попросил товарищей по похоронной команде помочь вырыть могилу для Али на дне оврага. Хотя слово «вырыть» вряд ли сюда подходит. Мы руками разгребали землю и отдали последние почести этому большому человеку».
В Бобруйске имя Али Асхадовича Шогенцукова с 1975 года носит городская библиотека № 7, имя человека, чья судьба оказалась связанной с нашим городом, старой бобруйской крепостью.
Из воспоминаний бывшего узника Бобруйского концлагеря Лукмана Шидугова: «Я был в лагерной похоронной команде, когда умер Али Асхадович. В чём заключалась работа этой команды? Мы, несколько узников, впрягались вместо лошадей в бричку и подбирали на территории лагеря скончавшихся или замученных гитлеровцами товарищей. Затем отвозили трупы к ближайшему оврагу и сбрасывали их на дно. Однажды в эту ужасную бричку попало и тело Шогенцукова. Я попросил товарищей по похоронной команде помочь вырыть могилу для Али на дне оврага. Хотя слово «вырыть» вряд ли сюда подходит. Мы руками разгребали землю и отдали последние почести этому большому человеку».
В Бобруйске имя Али Асхадовича Шогенцукова с 1975 года носит городская библиотека № 7, имя человека, чья судьба оказалась связанной с нашим городом, старой бобруйской крепостью.
На братской могиле, где покоится прах 30-ти тысяч военнопленных и мирных жителей из фашистского концлагеря № 131, среди которых был и Али Шогенцуков. 10 лет назад здесь состоялся торжественный митинг, посвященный 100-летнему юбилею поэта. На братской могиле, там, где предположительно покоится прах поэта,была оставлена земля, привезенная с родины героя.
Братская могила
Василий Лаврентьевич Горелик
Василий Лаврентьевич Горелик тоже попал в Бобруйский концлагерь № 131А. 17-летний паренёк из Больших Бортников Бобруйского района, сын известного пчеловода Лаврентия Романовича Горелика, в первые дни войны не сдал немцам свой радиоприёмник и тайно слушал сводки Совинформбюро. Кто-то из односельчан донёс фашистам об этом и его тотчас же арестовали и доставили в Бобруйский лагерь. Его, наверное, ждала бы та же участь, что и большинство узников, если бы ему чудом не удалось бежать в октябре 1941 года, в лагере он пробыл несколько месяцев. Как же он смог бежать? Как известно, в первые месяцы организации лагерей, немцы разрешали родственникам выкупать своих близких за определенную плату. Однажды в лагерь пришла группа женщин, человек 7-8, договариваться о выкупе. Василий в это время пилил дрова и прислушивался к их разговору. Немецкий конвоир пошел за освобожденными узниками, а Василий укрылся в толпе женщин и незаметно вышел вместе с ними из лагеря. Он неторопливо шёл по улице, ежеминутно ожидая выстрел в спину или нападения немецкой овчарки, но всё обошлось, и он зашёл в ближайший двор. На крыльце дома лежал мёрзлый картофель, и голодный Василий непроизвольно схватил две картофелины и спрятал их в карман. Тут же вышла хозяйка, она сразу догадалась, кто он, но, тем не менее, пригласила в дом, накормила его, предупредив: «Смотри, много не ешь, на днях бежали военнопленные из лагеря, наелись и умерли - заворот кишок». Дальнейшая его судьба сложилась удачно – он попал в партизанский отряд на Кличевщине. Прошёл всю войну, работал учителем, директором средней школы № 16 г. Бобруйска. Умер в 2009 году. Его воспоминания и фотографии хранятся в фонде городской библиотеки №4.
Нам стало известно имя ещё одного узника концлагеря, которому удалось сбежать из плена. Это Лев Николаевич Введенский, москвич. Он родился в 1915 году в Орловской губернии. В 1941-м был мобилизован в ряды Красной Армии и назначен командиром огневого взвода. Попал в окружение под Брянском, долго прятался в лесах. В один из походов в деревню за продуктами попал с товарищем в руки немцев. Содержался в немецких лагерях в Хутор-Михайловском, Гомеле, Бобруйске.
Помнит голод, холод и ощущение близости смерти. О концлагере в Бобруйске помнит, что содержали его с другими военнопленными в казематах невысокого здания со сводчатыми потолками. Неподалеку от здания располагались земляные валы.
Из лагеря немцы направили его на работы на машиностроительный завод. На заводе вместе с другими заключенными он изготавливал сани. С завода Льву Николаевичу удалось бежать с помощью подпольщицы Надежды Беганской. Она же и переправила его к партизанам.
Он хорошо помнит, как выбрался за территорию завода, стараясь быть незамеченным, перебрался через железнодорожный переезд, на второй улице повернул направо… По адресу улица Водопроводная, 25 жила Беганская. У неё в доме он прятался всю субботу, а в воскресенье пошел на базар, который располагался на пустыре севернее Водопроводной улицы. На базаре встретился с пожилым бобруйчанином, который и вывел его за город. Он запомнил, как шли по городу мимо еврейского кладбища, обходили полицейский пост… Выбрались в лес. Потом был партизанский отряд 210 имени Сталина 1-й Осиповичской партизанской бригады, располагавшейся в Осиповичском районе.
Помнит голод, холод и ощущение близости смерти. О концлагере в Бобруйске помнит, что содержали его с другими военнопленными в казематах невысокого здания со сводчатыми потолками. Неподалеку от здания располагались земляные валы.
Из лагеря немцы направили его на работы на машиностроительный завод. На заводе вместе с другими заключенными он изготавливал сани. С завода Льву Николаевичу удалось бежать с помощью подпольщицы Надежды Беганской. Она же и переправила его к партизанам.
Он хорошо помнит, как выбрался за территорию завода, стараясь быть незамеченным, перебрался через железнодорожный переезд, на второй улице повернул направо… По адресу улица Водопроводная, 25 жила Беганская. У неё в доме он прятался всю субботу, а в воскресенье пошел на базар, который располагался на пустыре севернее Водопроводной улицы. На базаре встретился с пожилым бобруйчанином, который и вывел его за город. Он запомнил, как шли по городу мимо еврейского кладбища, обходили полицейский пост… Выбрались в лес. Потом был партизанский отряд 210 имени Сталина 1-й Осиповичской партизанской бригады, располагавшейся в Осиповичском районе.
Из воспоминаний Василия Шумилова, председателя Совета ветеранов ОАО «Стройтрест №13»,
родственника бывшего узника концлагеря Бобруйской крепости А.М. Шумилова.
«Известно, что Бобруйская крепость была построена в 1810 году. И была единым фортификационным сооружением на площади от существующих нынче улиц Береговой, Урицкого и до улицы Кирова. Но в 1872 году началось строительство через город железной дороги и крепость была разрезана на две части.В крепости в период гитлеровской оккупации к северу от станции Березина до ул. Береговой находились первоначально два лагеря: № 131 и № 314 (считался пересыльным). По состоянию на 16 сентября 1941 года в этих лагерях содержались 30,5 тысячи человек (здесь и далее по информации Бобруйского краеведческого музея). Но в конце сентября 314-й лагерь был объединен с лагерем №131. Он был рассчитан на 40 тысяч человек. Направляли сюда военнопленных в основном офицерского состава.
Второй лагерь находился на возвышенности к югу от станции Березина по улице Кирова.
Третий лагерь смерти располагался по улице Парковой в квартале улиц Димитрова и Ванцетти. Здесь ранее находилось кладбище, где хоронили военнослужащих Бобруйской крепости, их родственников, а также местных жителей.
Памятники и надгробные плиты разрушили, могилы бульдозером сравняли с землей, построили несколько ветхих бараков, поставили сторожевые вышки и всю территорию (1200 на 1000) обнесли колючей проволокой. Этот лагерь также был рассчитан на 40 тысяч человек.
Во второй и третий лагеря направлялись как военнослужащие, так и гражданские, а во втором лагере было и подростковое отделение. Он был меньше первого и третьего.
Один из узников Бобруйского концлагеря, Александр Михайлович Шумилов воевал в 1941 году в Полтавской области. Он был ранен в ногу и в глаз и, выходя из окружения, попал в плен. Из Конотопа его отправили в Гомель, а затем в Бобруйск. Александр Михайлович был настолько тощ и слаб, что не был похож на 22-летнего мужчину, тогда ему было именно столько, и он сказал, что ему всего лишь 17 лет. У принимавших его не возникло никаких сомнений, и он был определён во второй лагерь. Детей там было много. Условия для содержания узников были одинаковые во всех трёх лагерях.
В сутки выдавалось по 100 граммов хлебного эрзаца. Из гнилых овощей, мёрзлой картошки, шелухи от зерна, гречневой мякины, отбросов немецкой кухни варилась похлёбка – баланда. И всё это вместе составляло чуть больше 1000 калорий. В сентябре 1941 года под открытым небом находилось более 20 000 человек. От дистрофии, других болезней ежедневно умирали несколько сот человек. Например, известно, что только в концлагере по улице Парковой в одну ночь на 21 ноября 1941 года умерли 430 человек.
Кроме нечеловеческого содержания узников, к ним применялось и жестокое насилие. Так, 7 ноября 1941 года в казармы, существующие и сейчас (где недавно располагался штаб полка связи), были загнаны 22 тысячи человек. Окна и двери забили наглухо. Вокруг на вышках поставили пулемёты. А потом, примерно в 15.00 казармы подожгли. Расправа над военнопленными с помощью огня и расстрела продолжалась и 8 ноября. Оставшихся в живых около 4000 человек пешком направили в Слуцк. Но до города измождённые, обессиленные люди дойти не могли. Постоянно кто-то отставал от колонны. Их расстреливали. Постепенно все превратились в отстающих и были расстреляны. Руководство лагеря потом распространило информацию, что поджёг казарм совершили сами военнопленные, чтобы убежать из лагеря.
Бобруйск, 1942-1943 г.
После казни партизанов
О зверствах фашистов в Бобруйском концлагере написано немало, примером может служить эпизод из книги В.К.Яковенко «Партизанки»: «Ни для кого в городе не было секретом, что на территории Бобруйской крепости с первых же дней оккупации фашисты создали один из самых крупных в Белоруссии лагерь военнопленных. Не многие чудом спасшиеся узники, нашедшие приют у гражданского населения, с ужасом рассказывали о невиданном произволе, об истязаниях и голоде, о зверских пытках, терроре и казнях, царивших в лагере. Живущие поблизости от крепости изо дня в день видели за проволочной оградой лагеря целые штабеля из тел, замученных насмерть военнопленных. На колючей проволоке, в два-три ряда окружавшей крепость, тут и там зловеще темнели десятки окровавленных и почерневших трупов. Они висели так неделями для устрашения всех тех, чью волю и стойкость не могли сломить никакие мучения и кто день и ночь мечтал об одном – о побеге из этого ада».
В первые месяцы существования концлагеря администрация ещё разрешала родственникам за выкуп забирать узников из лагеря, если докажут, что это их муж, сын, брат. К ограждению лагеря постоянно подходили жители города и окрестных деревень, узнать, нет ли в лагере их родственников. Через проволоку перебрасывались записки. Брошенная записка Александра Михайловича каким-то чудом дошла до деревни Виричев Рогачевского района, аж за 60 километров от Бобруйска. И через некоторое время к лагерю пришли его отец и сестра. Но в тот раз Александра Михайловича не отпустили, так как администрация лагеря посчитала, что его родственники принесли за него слишком малый выкуп. Пришлось отцу и сестре возвращаться в деревню. Собрав необходимую дань, они снова пришли в Бобруйск.
На этот раз обмен узника на сало, яйца, самогон состоялся. Был декабрь 1941 года. Администрация лагеря при его освобождении выдала ему «сухой паёк» -четыре сырых картофелины. Этого, они посчитали, хватит ему на два дня пути. Вот таким был хвалёный немецкий порядок, пунктуальность и точность.
На этот раз обмен узника на сало, яйца, самогон состоялся. Был декабрь 1941 года. Администрация лагеря при его освобождении выдала ему «сухой паёк» -четыре сырых картофелины. Этого, они посчитали, хватит ему на два дня пути. Вот таким был хвалёный немецкий порядок, пунктуальность и точность.
Александр Михайлович в это время уже был болен тифом. Вся его рваная одежда кишела вшами. Выйдя из Бобруйска, родственники его переодели в деревенскую одежду, а все старые лагерные лохмотья сожгли. К концу вторых суток они пришли в свою деревню. Естественно, что тифом потом переболели все родственники, общавшиеся в то время с бывшим узником. Тяжелее всех болел его отец, который вскоре и умер. Сам же Александр Михайлович только к концу 1942 года почувствовал в себе силы. И с января 1943 года он стал партизаном отряда, которым командовал Михаил Марусов.
После соединения партизан с Красной Армией 26 июня 1944 года А.М.Шумилов был признан негодным к строевой службе и после освобождения Бобруйщины пошёл работать на торфопредприятие «Туголица», где и проработал долгие годы.
Судьба Александра Михайловича –типична для людей его поколения. Именно они, двадцати-двадцатипятилетние парни, которые к началу войны проходили кадровую службу в Красной Армии, приняли на себя первые удары фашистских войск. К концу войны из них выжили лишь единицы.
P.S. Комендант Бобруйского концлагеря полковник Редер и его помощник Лангут были награждены Гитлером крестом 1-й степени «За военные заслуги».
Оба были повешены по приговору Советского военного трибунала 30 января 1946 года в городе Минске».
После соединения партизан с Красной Армией 26 июня 1944 года А.М.Шумилов был признан негодным к строевой службе и после освобождения Бобруйщины пошёл работать на торфопредприятие «Туголица», где и проработал долгие годы.
Судьба Александра Михайловича –типична для людей его поколения. Именно они, двадцати-двадцатипятилетние парни, которые к началу войны проходили кадровую службу в Красной Армии, приняли на себя первые удары фашистских войск. К концу войны из них выжили лишь единицы.
P.S. Комендант Бобруйского концлагеря полковник Редер и его помощник Лангут были награждены Гитлером крестом 1-й степени «За военные заслуги».
Оба были повешены по приговору Советского военного трибунала 30 января 1946 года в городе Минске».
Подпольные группы, которые действовали в Бобруйске, поддерживали связь с военнопленными концлагерей. Им удавалось передавать заключенным, которых выводили из лагеря в город для расчистки улиц, сводки Совинформбюро. Женщины-подпольщицы, незаметно от конвоиров, подбрасывали пленным куски хлеба, варёный картофель, свеклу, внутри которых были запрятаны листки бумаги со сводками. Эти листки бумаги поднимали дух к сопротивлению у попавших в беду людей, вселяли уверенность в нашей победе. В лазаретах концлагерей действовали врачи-подпольщики, которые передавали лекарства в партизанские отряды, помогали организовать побег военнопленных из лагеря, подделывали документы и др.
Интересна судьба врача-хирурга Глеба Павловича Санакоева. По национальности осетин, родился он в 1915 году в семье учителя г.Цхенвала. Участвовал в боях с белофиннами в 1939-40 гг. В 1941 г. он окончил военно-медицинскую академию и служил старшим врачом-хирургом тяжелого гаубичного полка. В боях под Смоленском он попал в окружение и осенью 1941 г. был доставлен в лагерь военнопленных № 131. Работая врачом-хирургом в госпитале для военнопленных, а затем в городской больнице, он вместе с фельдшером В.Земба по ночам собирал медицинские инструменты, перевязочный материал и лекарства для отправки в партизанские отряды. Он проводил так называемые «фиктивные» операции военнопленным и как «инвалидов» освобождал их из больницы. Освобождал «по болезни» молодежь от угона в Германию. В начале 1942 г. он перебрался жить из частной квартиры в больницу. По неосторожности связного агента 3 мая 1942 года часть патриотической группы медиков были арестованы и 13 мая расстреляны за связь с партизанами. В их числе Г.П.Санакоев, В.Земба, Е.И.Земба.
Одним из первых организаторов Бобруйского подполья был Виктор Ильич Ливенцев. Вот как он вспоминает о Бобруйском концлагере в своей книге «Партизанский край»:
«Бобруйский лагерь, который размещался в крепости возле станции Березина, мог вместить не более трех тысяч человек. Но на станцию беспрерывно прибывали эшелоны. Немецкое командование переводило почему-то сюда военнопленных из других городов, в частности из Чернигова, Брянска. Вскоре тут было уже восемнадцать тысяч, а к началу ноября скопилось несколько десятков тысяч человек. Размещать людей негде было. На территории лагеря стоял только один каменный дом, в котором когда-то была тюрьма. Временные холодные и дырявые бараки не могли вместить и половины заключенных. Большинство их вынуждено было ночевать стоя по колено в грязи. От голода люди сходили с ума. Более стойкие и крепкие физически организовывались большими группами и с криком «ура!» бросались на проволочные заграждения в надежде смять охрану и выйти на свободу. В лагере ежедневно умирали сотни человек. Но и этого гитлеровцам казалось мало. И вот они придумали самый зверский план уничтожения людей, приурочив осуществление его ко дню любимого праздника советского народа.
Днем 6 ноября вокруг лагеря были выстроены пулеметные вышки, а вечером в одну из самых больших казарм на чердак третьего этажа под видом краски был доставлен материал для поджога, а также горючее. Когда все военнопленные были в сборе, на чердаке начался пожар. В суматохе люди бросились к выходу, образовалась пробка. В это время огонь охватил уже всю казарму. Спасаясь от смерти, многие стали прыгать в окна. Но на них обрушился пулеметный и автоматный огонь, полетели гранаты. Расправа продолжалась всю ночь. Из восемнадцати тысяч человек, что находились в помещении, мало кому удалось спастись. Для видимости гитлеровцы вызвали пожарную команду и одновременно приказали часовым не пропускать ее внутрь крепости».
С воспоминаниями В. Ливенцева перекликаются слова ещё одного руководителя Бобруйского подполья Ивана Химичева в книге «В борьбе и тревоге»: «В ту ночь погибли тысячи людей. Трупы бросили во рвы Березинского форштадта, куда постоянно свозили умерших от голода и болезней военнопленных. Пытаясь замести следы своей преступной акции, оккупанты объявили населению, что поджог казармы – дело рук бандитов-партизан».
Интересна судьба врача-хирурга Глеба Павловича Санакоева. По национальности осетин, родился он в 1915 году в семье учителя г.Цхенвала. Участвовал в боях с белофиннами в 1939-40 гг. В 1941 г. он окончил военно-медицинскую академию и служил старшим врачом-хирургом тяжелого гаубичного полка. В боях под Смоленском он попал в окружение и осенью 1941 г. был доставлен в лагерь военнопленных № 131. Работая врачом-хирургом в госпитале для военнопленных, а затем в городской больнице, он вместе с фельдшером В.Земба по ночам собирал медицинские инструменты, перевязочный материал и лекарства для отправки в партизанские отряды. Он проводил так называемые «фиктивные» операции военнопленным и как «инвалидов» освобождал их из больницы. Освобождал «по болезни» молодежь от угона в Германию. В начале 1942 г. он перебрался жить из частной квартиры в больницу. По неосторожности связного агента 3 мая 1942 года часть патриотической группы медиков были арестованы и 13 мая расстреляны за связь с партизанами. В их числе Г.П.Санакоев, В.Земба, Е.И.Земба.
Одним из первых организаторов Бобруйского подполья был Виктор Ильич Ливенцев. Вот как он вспоминает о Бобруйском концлагере в своей книге «Партизанский край»:
«Бобруйский лагерь, который размещался в крепости возле станции Березина, мог вместить не более трех тысяч человек. Но на станцию беспрерывно прибывали эшелоны. Немецкое командование переводило почему-то сюда военнопленных из других городов, в частности из Чернигова, Брянска. Вскоре тут было уже восемнадцать тысяч, а к началу ноября скопилось несколько десятков тысяч человек. Размещать людей негде было. На территории лагеря стоял только один каменный дом, в котором когда-то была тюрьма. Временные холодные и дырявые бараки не могли вместить и половины заключенных. Большинство их вынуждено было ночевать стоя по колено в грязи. От голода люди сходили с ума. Более стойкие и крепкие физически организовывались большими группами и с криком «ура!» бросались на проволочные заграждения в надежде смять охрану и выйти на свободу. В лагере ежедневно умирали сотни человек. Но и этого гитлеровцам казалось мало. И вот они придумали самый зверский план уничтожения людей, приурочив осуществление его ко дню любимого праздника советского народа.
Днем 6 ноября вокруг лагеря были выстроены пулеметные вышки, а вечером в одну из самых больших казарм на чердак третьего этажа под видом краски был доставлен материал для поджога, а также горючее. Когда все военнопленные были в сборе, на чердаке начался пожар. В суматохе люди бросились к выходу, образовалась пробка. В это время огонь охватил уже всю казарму. Спасаясь от смерти, многие стали прыгать в окна. Но на них обрушился пулеметный и автоматный огонь, полетели гранаты. Расправа продолжалась всю ночь. Из восемнадцати тысяч человек, что находились в помещении, мало кому удалось спастись. Для видимости гитлеровцы вызвали пожарную команду и одновременно приказали часовым не пропускать ее внутрь крепости».
С воспоминаниями В. Ливенцева перекликаются слова ещё одного руководителя Бобруйского подполья Ивана Химичева в книге «В борьбе и тревоге»: «В ту ночь погибли тысячи людей. Трупы бросили во рвы Березинского форштадта, куда постоянно свозили умерших от голода и болезней военнопленных. Пытаясь замести следы своей преступной акции, оккупанты объявили населению, что поджог казармы – дело рук бандитов-партизан».
24 июня 1944 года войска правого крыла 1-го Белорусского фронта под командованием К.К.Рокоссовского начали наступательную операцию.
...Удержанию Бобруйска командование немецко-фашистских войск придавало важное значение. Противник создал в городе и вокруг него глубоко эшелонированную систему обороны с минными полями, проволочными заграждениями, с большим количеством дотов, дзотов, рвов, траншей и других оборонительных сооружений.
На рассвете 24 июня 1944 года войска правого крыла 1-го Белорусского фронта начали наступление с целью окружения и разгрома бобруйской группировки войск противника. В операции участвовали части 3-й, 28-й, 48-й, 65-й общевойсковых и 16-й воздушной армий, конно-механизированная группа генерала Плиева, Днепровская военная флотилия и партизаны. 27 июня 1944 года было завершено окружение 9-й немецкой армии, создан так называемый «бобруйский котёл», в который попало 6 дивизий – около 40 тысяч вражеских солдат и офицеров, большое количество техники. После упорных боёв 29 июня 1944 года город был освобожден. В ходе Бобруйской операции было освобождено из фашистских лагерей 5 тысяч узников. Москва салютовала войскам 1-го Белорусского фронта, которые овладели Бобруйском.
...Удержанию Бобруйска командование немецко-фашистских войск придавало важное значение. Противник создал в городе и вокруг него глубоко эшелонированную систему обороны с минными полями, проволочными заграждениями, с большим количеством дотов, дзотов, рвов, траншей и других оборонительных сооружений.
На рассвете 24 июня 1944 года войска правого крыла 1-го Белорусского фронта начали наступление с целью окружения и разгрома бобруйской группировки войск противника. В операции участвовали части 3-й, 28-й, 48-й, 65-й общевойсковых и 16-й воздушной армий, конно-механизированная группа генерала Плиева, Днепровская военная флотилия и партизаны. 27 июня 1944 года было завершено окружение 9-й немецкой армии, создан так называемый «бобруйский котёл», в который попало 6 дивизий – около 40 тысяч вражеских солдат и офицеров, большое количество техники. После упорных боёв 29 июня 1944 года город был освобожден. В ходе Бобруйской операции было освобождено из фашистских лагерей 5 тысяч узников. Москва салютовала войскам 1-го Белорусского фронта, которые овладели Бобруйском.
Константин Константинович Рокоссовский
Вот как вспоминает освобождение города и крепости очевидец тех событий Николай Федорович Самак: «За прошедшие годы многое стёрлось из памяти. Но не забуду, как подойдя к Бобруйску и переправившись через Березину, наше подразделение очутилось в крепости. Боже мой, чего только там мы ни насмотрелись! Вокруг было много наших военнопленных. Как потом мы узнали, во время оккупации здесь находился немецкий концлагерь. Мы видели беспомощных, обессиленных людей, оборванных, полуживых от голода, которые, можно сказать, штабелями лежали в казармах. Это были живые трупы. Кое-кто из них выползал на свежий воздух. Вокруг было много убитых и раненых…».
Большой интерес представляют и воспоминания австрийца, воевавшего против нас. Говорят, у каждого своя правда о войне. О том, какой видел её бывший противник, взятый в плен в ходе операции «Багратион», рассказывает автор письма, присланного на адрес городской библиотеки им. М.Горького, Отто Винциг. Когда Германия напала на Советский Союз, Отто Винцигу не было 18-ти лет. В армии он оказался лишь год спустя. С тех пор прошло много лет. Отто Винциг сегодня на заслуженном отдыхе: после войны он окончил Венский университет, где изучал английский и русский языки, и всю жизнь занимался преподавательской деятельностью. Но о тех страшных годах он помнит до сих пор.
«… В полдень началось наступление советских войск. И стало понятно, что наш изрядно потрепанный батальон уже не сможет удержать деревню, и мы приготовились к отходу. Командир батареи приказал мне с остатками моей роты сесть по машинам. Гроздевидно мы висели на тягачах и лафетах и быстро двигались в сторону Бобруйска.
Сначала ехали более-менее быстро по довольно плохим дорогам. Но у перехода через Березину образовалась пробка длиной в несколько километров. Скоро мы оказались зажатыми между упряжными повозками и боевыми машинами. Впереди доносился сильный шум боя. Уже накануне русские заняли подступы к шоссейному и железнодорожному мостам. Последний взорвали немецкие войска, но необходимо было опять захватить подступы к шоссейному мосту. И это, несомненно, удалось бы, если бы внезапно с громким гулом не появилась советская авиационная эскадрилья, сбрасывая на нас свой смертоносный груз. И за минуту всё превратилось в настоящий ад: автомобили с боеприпасами взрывались рядом с санитарными машинами, переполненными ранеными людьми. Кони, поднимаясь на дыбы, с испуганным ржанием, пытались вырваться из упряжки. Снова и снова взрывались бомбы, и везде были слышны крики. И каждый, кто остался цел, бежал прочь… Я тоже бежал, шатаясь, падая опять и опять в болотистые ямы.
После того ужасного бомбового удара на восточном берегу Березины уже не существовало никакого немецкого подразделения: были только отставшие от своих частей, пытающиеся пробиваться поодиночке или маленькими группками, солдаты.
Большой интерес представляют и воспоминания австрийца, воевавшего против нас. Говорят, у каждого своя правда о войне. О том, какой видел её бывший противник, взятый в плен в ходе операции «Багратион», рассказывает автор письма, присланного на адрес городской библиотеки им. М.Горького, Отто Винциг. Когда Германия напала на Советский Союз, Отто Винцигу не было 18-ти лет. В армии он оказался лишь год спустя. С тех пор прошло много лет. Отто Винциг сегодня на заслуженном отдыхе: после войны он окончил Венский университет, где изучал английский и русский языки, и всю жизнь занимался преподавательской деятельностью. Но о тех страшных годах он помнит до сих пор.
«… В полдень началось наступление советских войск. И стало понятно, что наш изрядно потрепанный батальон уже не сможет удержать деревню, и мы приготовились к отходу. Командир батареи приказал мне с остатками моей роты сесть по машинам. Гроздевидно мы висели на тягачах и лафетах и быстро двигались в сторону Бобруйска.
Сначала ехали более-менее быстро по довольно плохим дорогам. Но у перехода через Березину образовалась пробка длиной в несколько километров. Скоро мы оказались зажатыми между упряжными повозками и боевыми машинами. Впереди доносился сильный шум боя. Уже накануне русские заняли подступы к шоссейному и железнодорожному мостам. Последний взорвали немецкие войска, но необходимо было опять захватить подступы к шоссейному мосту. И это, несомненно, удалось бы, если бы внезапно с громким гулом не появилась советская авиационная эскадрилья, сбрасывая на нас свой смертоносный груз. И за минуту всё превратилось в настоящий ад: автомобили с боеприпасами взрывались рядом с санитарными машинами, переполненными ранеными людьми. Кони, поднимаясь на дыбы, с испуганным ржанием, пытались вырваться из упряжки. Снова и снова взрывались бомбы, и везде были слышны крики. И каждый, кто остался цел, бежал прочь… Я тоже бежал, шатаясь, падая опять и опять в болотистые ямы.
После того ужасного бомбового удара на восточном берегу Березины уже не существовало никакого немецкого подразделения: были только отставшие от своих частей, пытающиеся пробиваться поодиночке или маленькими группками, солдаты.
Вскоре ко мне присоединилось ещё четыре человека из других воинских частей. Мы посоветовались и решили отходить на север, чтобы где-нибудь там перебраться через реку и встретиться с немецкими частями. Но это было не так-то просто, ведь везде уже находились советские войска. Поэтому мы могли двигаться только ночью, а спали днем, на полях с высокими хлебами. Время от времени, где-то начинал реветь пулемет и вдали был слышен артиллерийский огонь. Наверное, русские обстреливали крепость г. Бобруйска на другом берегу реки Березины. Мы уже съели весь неприкосновенный запас, но несмотря на это, не чувствовали голода – при такой напряженной, нервной обстановке… Другое дело жажда – просто нестерпимая из-за сильной июньской жары. Она была так изнурительна, что мы пили воду прямо из болот.
… До Бобруйска было приблизительно 15-20 км, когда наша группка, наконец, добралась до леса у главного шоссе, идущего вдоль Березины с севера от города. Было жарко…Мы решили переждать ночь и потом уйти через шоссе за реку. Было 28 июня 1944 года, около 4-х часов утра, когда я проснулся и поднял голову над кустами. На расстоянии пяти метров от меня стоял молодой русский солдат с автоматом через плечо. Когда он заметил меня, то побежал к своим товарищам с громкими криками: «Немцы! Немцы!». Лес мгновенно ожил, раздались выстрелы, и мы побежали, как испуганные зайцы, кто куда. Я прыгнул в один из окопов, бросив на себя несколько сосновых веток, и на какое-то мгновение подумал о самоубийстве – ведь в пистолете у меня ещё было несколько патронов. Но тут же мелькнула мысль: «А вдруг?..». Это было решение идти в плен…».
29 июня 1944 года Бобруйск был полностью освобожден. Жители начали возвращаться из эвакуации домой, но, к сожалению, почти все их дома были разрушены, город практически лежал в руинах. Своими детскими впечатлениями о первых послевоенных днях в Бобруйске поделился наш земляк Сол Шульман в автобиографической повести «Променад по Социалке».
«Еще во времена Петра Первого возле Бобруйска были построены мощные по тому времени фортификационные сооружения. Это были казармы-крепости с толщиной стен, доходившей до нескольких метров. Их не пробивали даже современные артиллерийские снаряды. Казармы эти были обнесены многометровыми рвами, некогда заполнявшимися водой. А все это вместе по сей день носит название Бобруйской крепости.
Здесь проходили самые тяжелые бои за город. Когда мы вернулись из эвакуации — а это было спустя пять-шесть недель после освобождения города, — крепость походила на картину Верещагина «Апофеоз войны». Кругом валялось оружие, боеприпасы, стояли подбитые и полусгоревшие танки и бронемашины, внутри которых нередко еще оставались трупы погибших экипажей.
Казармы были похожи на жилища, только что покинутые их обитателями. На столах еще стояли вскрытые банки с заплесневелой едой, в шкафах можно было найти немецкие мундиры, на полу валялись чемоданы, сумки, фотографии каких-то фрау, в коридорах стояли велосипеды...
Несмотря на то, что по городскому радио неоднократно предупреждали, что крепость еще не разминирована и ходить туда опасно, она притягивала к себе нас, мальчишек, как магнитом. Мы были дети войны, и война стала частью нашей жизни. Смерть перестала быть событием, она стала чем-то будничным, повседневным, как укол для пациента, давно лежащего в больнице.
… До Бобруйска было приблизительно 15-20 км, когда наша группка, наконец, добралась до леса у главного шоссе, идущего вдоль Березины с севера от города. Было жарко…Мы решили переждать ночь и потом уйти через шоссе за реку. Было 28 июня 1944 года, около 4-х часов утра, когда я проснулся и поднял голову над кустами. На расстоянии пяти метров от меня стоял молодой русский солдат с автоматом через плечо. Когда он заметил меня, то побежал к своим товарищам с громкими криками: «Немцы! Немцы!». Лес мгновенно ожил, раздались выстрелы, и мы побежали, как испуганные зайцы, кто куда. Я прыгнул в один из окопов, бросив на себя несколько сосновых веток, и на какое-то мгновение подумал о самоубийстве – ведь в пистолете у меня ещё было несколько патронов. Но тут же мелькнула мысль: «А вдруг?..». Это было решение идти в плен…».
29 июня 1944 года Бобруйск был полностью освобожден. Жители начали возвращаться из эвакуации домой, но, к сожалению, почти все их дома были разрушены, город практически лежал в руинах. Своими детскими впечатлениями о первых послевоенных днях в Бобруйске поделился наш земляк Сол Шульман в автобиографической повести «Променад по Социалке».
«Еще во времена Петра Первого возле Бобруйска были построены мощные по тому времени фортификационные сооружения. Это были казармы-крепости с толщиной стен, доходившей до нескольких метров. Их не пробивали даже современные артиллерийские снаряды. Казармы эти были обнесены многометровыми рвами, некогда заполнявшимися водой. А все это вместе по сей день носит название Бобруйской крепости.
Здесь проходили самые тяжелые бои за город. Когда мы вернулись из эвакуации — а это было спустя пять-шесть недель после освобождения города, — крепость походила на картину Верещагина «Апофеоз войны». Кругом валялось оружие, боеприпасы, стояли подбитые и полусгоревшие танки и бронемашины, внутри которых нередко еще оставались трупы погибших экипажей.
Казармы были похожи на жилища, только что покинутые их обитателями. На столах еще стояли вскрытые банки с заплесневелой едой, в шкафах можно было найти немецкие мундиры, на полу валялись чемоданы, сумки, фотографии каких-то фрау, в коридорах стояли велосипеды...
Несмотря на то, что по городскому радио неоднократно предупреждали, что крепость еще не разминирована и ходить туда опасно, она притягивала к себе нас, мальчишек, как магнитом. Мы были дети войны, и война стала частью нашей жизни. Смерть перестала быть событием, она стала чем-то будничным, повседневным, как укол для пациента, давно лежащего в больнице.
Не проходило недели, чтобы в крепости не грохотали взрывы – это подрывался очередной смельчак. Но не проходило и дня, чтобы мы, мальчишки, скрываясь от взрослых, не направлялись туда за очередными приключениями. Это было идеальное место для игры в войну. Трупы нас не пугали. Можно было залезть в танк, вытащить из кармана убитого новенький пистолет, найти гранату или автомат. Единственное, что мы твердо усвоили, – нельзя прикасаться к велосипедам, губным гармошкам и прочим манящим игрушкам. Многие из них заминированы. Это были мины-ловушки, расставленные врагом перед отступлением.
Иногда из крепости вдруг раздавалась артиллерийская канонада, поднимая на ноги весь город. Это мальчишки, разведя где-нибудь в яме костер, накрывали его ящиком со снарядами и удирали подальше, наблюдая, что произойдет. Ждать иногда приходилось долго, и самые нетерпеливые высовывались из укрытия или ползли к костру, чтобы посмотреть, не погас ли он. Вот тут-то и происходила трагедия...
Найденные гранаты использовались для глушения рыбы в реке. Мальчишки постарше проделывали этот трюк с особым шиком. Вырвав предохранительную чеку, они не швыряли гранату сразу в воду, а еще секунды две-три, пока граната шипит, держали ее возле уха, бросая в самый последний момент. Иногда этот момент наступал чуть раньше, чем смельчак ожидал...».
После освобождения бобруйчанам пришлось заново строить свою жизнь и свой город. У Бобруйска появился второй день рождения – день освобождения его от немецко-фашистских захватчиков.
Каждый из нас сегодня уважает и чтит память погибших солдат, военнопленных и гражданских лиц, замученных в концлагерях Бобруйской крепости. Ведь это память не только о погибших воинах, но и мучениках, тех, кто прошел через настоящий ад. Подвиги героев той войны всегда будут жить в нашей памяти. Пережитые страдания отцов и дедов ещё долго будут отзываться болью в сердцах будущих поколений. Бывшая ученица гимназии №3 Галина Пинчук передала свои чувства и своё отношение к войне в сочинении-реквиеме:
«…Я снова вспоминаю о войне. Война бывает в душах наших черствых. Война террактом вдруг ворвётся в грудь. И упадёт на нас осколком крыши... И шепчут губы чьи-то: «Не забудь!».
Звучат во мне потом слова набатом. И помню имена я, как во сне, тех, кто мне мог бы быть отцом иль прадедом, чья истина живёт, как свет в окне. Овеяны легендами, воспеты стихами имена героев тех, что защищали Родину и мир наш. И забывать нам их сегодня – грех.
Они – в могилах. И травой зелёной растут их мысли, чувства и слова. Растут они листвой весёлой клёна. И имена прославит их молва... Далёкие и близкие солдаты! Их судьбы - то судьба своей страны. Они исполнили свой подвиг ратный, чтоб в мире больше не было войны!…Вы, наши прадеды! Родные наши деды! Для нас отважно вы шагнули в бой! Пусть не дожили многие из Вас до той Победы, но защитить сумели нас собой! Звучат сегодня песни Беларуси, пою с подругами я их уже давно. Вы – наша гордость, мы – ваши судьбы. У нас навек Отечество одно».
Иногда из крепости вдруг раздавалась артиллерийская канонада, поднимая на ноги весь город. Это мальчишки, разведя где-нибудь в яме костер, накрывали его ящиком со снарядами и удирали подальше, наблюдая, что произойдет. Ждать иногда приходилось долго, и самые нетерпеливые высовывались из укрытия или ползли к костру, чтобы посмотреть, не погас ли он. Вот тут-то и происходила трагедия...
Найденные гранаты использовались для глушения рыбы в реке. Мальчишки постарше проделывали этот трюк с особым шиком. Вырвав предохранительную чеку, они не швыряли гранату сразу в воду, а еще секунды две-три, пока граната шипит, держали ее возле уха, бросая в самый последний момент. Иногда этот момент наступал чуть раньше, чем смельчак ожидал...».
После освобождения бобруйчанам пришлось заново строить свою жизнь и свой город. У Бобруйска появился второй день рождения – день освобождения его от немецко-фашистских захватчиков.
Каждый из нас сегодня уважает и чтит память погибших солдат, военнопленных и гражданских лиц, замученных в концлагерях Бобруйской крепости. Ведь это память не только о погибших воинах, но и мучениках, тех, кто прошел через настоящий ад. Подвиги героев той войны всегда будут жить в нашей памяти. Пережитые страдания отцов и дедов ещё долго будут отзываться болью в сердцах будущих поколений. Бывшая ученица гимназии №3 Галина Пинчук передала свои чувства и своё отношение к войне в сочинении-реквиеме:
«…Я снова вспоминаю о войне. Война бывает в душах наших черствых. Война террактом вдруг ворвётся в грудь. И упадёт на нас осколком крыши... И шепчут губы чьи-то: «Не забудь!».
Звучат во мне потом слова набатом. И помню имена я, как во сне, тех, кто мне мог бы быть отцом иль прадедом, чья истина живёт, как свет в окне. Овеяны легендами, воспеты стихами имена героев тех, что защищали Родину и мир наш. И забывать нам их сегодня – грех.
Они – в могилах. И травой зелёной растут их мысли, чувства и слова. Растут они листвой весёлой клёна. И имена прославит их молва... Далёкие и близкие солдаты! Их судьбы - то судьба своей страны. Они исполнили свой подвиг ратный, чтоб в мире больше не было войны!…Вы, наши прадеды! Родные наши деды! Для нас отважно вы шагнули в бой! Пусть не дожили многие из Вас до той Победы, но защитить сумели нас собой! Звучат сегодня песни Беларуси, пою с подругами я их уже давно. Вы – наша гордость, мы – ваши судьбы. У нас навек Отечество одно».
Учреждение культуры
"Централизованная библиотечная система г. Бобруйска"
"Централизованная библиотечная система г. Бобруйска"
e-mail: cbsbobruisk@bobruisk-library.by
web-сайт: www.bobruisk-library.by
web-сайт: www.bobruisk-library.by
